Неточные совпадения
Присутственные места запустели; недоимок накопилось такое множество, что местный казначей, заглянув в казенный ящик, разинул рот, да так на всю жизнь с разинутым ртом и остался; квартальные отбились от
рук и нагло бездействовали: официальные дни
исчезли.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды
исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой
рукой, появлялись на тех же местах.
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо
руками, плакал. Он вскочил на голос доктора, отнял
руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову в плечи, как бы желая
исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
Нечего делать: нужно было дать синицу в
руки. Скептическая холодность философа вдруг
исчезла. Оказалось, что это был наидобродушнейший человек, наиразговорчивый и наиприятнейший в разговорах, не уступавший ловкостью оборотов самому Чичикову.
Она взяла огромную черную
руку и привела ее в состояние относительного трясения. Лицо рабочего разверзло трещину неподвижной улыбки. Девушка кивнула, повернулась и отошла. Она
исчезла так быстро, что Филипп и его приятели не успели повернуть голову.
Ее разбудила муха, бродившая по голой ступне. Беспокойно повертев ножкой, Ассоль проснулась; сидя, закалывала она растрепанные волосы, поэтому кольцо Грэя напомнило о себе, но считая его не более как стебельком, застрявшим меж пальцев, она распрямила их; так как помеха не
исчезла, она нетерпеливо поднесла
руку к глазам и выпрямилась, мгновенно вскочив с силой брызнувшего фонтана.
Я опустил
руку в карман и достал оттуда один рубль, потом снова опустил
руку во второй раз, но… карман мой был пуст… Мой неразменный рубль уже не возвратился… он пропал… он
исчез… его не было, и на меня все смотрели и смеялись.
Самгин, не отрываясь, смотрел на багровое, уродливо вспухшее лицо и на грудь поручика; дышал поручик так бурно и часто, что беленький крест на груди его подскакивал. Публика быстро
исчезала, — широкими шагами подошел к поручику человек в поддевке и, спрятав за спину
руку с папиросой, спросил...
Комната наполнилась непроницаемой тьмой, и Лидия
исчезла в ней. Самгин, протянув
руки, поискал ее, не нашел и зажег спичку.
Заботы Марины, заставляя Нехаеву смущенно улыбаться, трогали ее, это Клим видел по благодарному блеску глаз худенькой и жалкой девицы. Прозрачной
рукой Нехаева гладила румяную щеку подруги, и на бледной коже тыла ее ладони жилки, налитые кровью,
исчезали.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек, с бритым лицом под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами из меха, взмахнул
рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во двор на белой эмалированной вывеске
исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Самгин увидел, что пухлое, почти бесформенное лицо Бердникова вдруг крепко оформилось, стало как будто меньше, угловато, да скулах выступили желваки, заострился нос, подбородок приподнялся вверх, губы плотно сжались,
исчезли, а в глазах явился какой-то медно-зеленый блеск. Правая
рука его, опущенная через ручку кресла, густо налилась кровью.
Казалось, что он тает, сокращается и сейчас
исчезнет, как тень. Алина, склонясь к Любаше, тихо говорила ей что-то и смеялась. Подскочила Варвара, дергая за
руки Татьяну Гогину, рядом с Климом очутился Кутузов и сказал, вздохнув...
— Приходите скорей, — попросила она, стискивая
руку его горячими косточками пальцев своих. — Ведь я скоро
исчезну.
Что-то резко треснуло, заскрипело, и оратор
исчез, взмахнув
руками; его падение заглушилось одобрительными криками, смехом, а Самгин стал пробиваться к двери.
— Да, напечатал. Похваливают. А по-моему — ерунда! К тому же цензор или редактор поправили рукопись так, что смысл
исчез, а скука — осталась. А рассказишко-то был написан именно против скуки. Ну, до свидания, мне — сюда! — сказал он, схватив
руку Самгина горячей
рукой. — Все — бегаю. Места себе ищу, — был в Польше, в Германии, на Балканах, в Турции был, на Кавказе. Неинтересно. На Кавказе, пожалуй, всего интереснее.
Он тотчас же рассказал: некий наивный юрист представил Столыпину записку, в которой доказывалось, что аграрным движением руководили богатые мужики, что это была война «кулаков» с помещиками, что велась она силами бедноты и весьма предусмотрительно; при дележе завоеванного мелкие вещи высокой цены, поступая в
руки кулаков, бесследно
исчезали, а вещи крупного объема, оказываясь на дворах и в избах бедняков, служили для начальников карательных отрядов отличным указанием, кто преступник.
— Схоронили? Ну вот, — неопределенно проворчала она,
исчезая в спальне, и оттуда Самгин услыхал бесцветный голос старухи: — Не знаю, что делать с Егором: пьет и пьет. Царскую фамилию жалеет, — выпустила вожжи из
рук.
Потом он долго и внимательно смотрел на циферблат стенных часов очень выпуклыми и неяркими глазами. Когда профессор
исчез, боднув головою воздух, заика поднял длинные
руки, трижды мерно хлопнул ладонями, но повторил...
Судорожным движением всего тела Клим отполз подальше от этих опасных
рук, но, как только он отполз,
руки и голова Бориса
исчезли, на взволнованной воде качалась только черная каракулевая шапка, плавали свинцовые кусочки льда и вставали горбики воды, красноватые в лучах заката.
Утешающим тоном старшей, очень ласково она стала говорить вещи, с детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь в том, что знала. Слушать ее тихий, мягкий голос было приятно, желание высмеять ее —
исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла
руки, чтоб поправить платок на голове, Самгин поймал ее
руку и поцеловал. Она не протестовала, продолжая...
Похолодев от испуга, Клим стоял на лестнице, у него щекотало в горле, слезы выкатывались из глаз, ему захотелось убежать в сад, на двор, спрятаться; он подошел к двери крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал в дверь кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что в груди что-то сломилось,
исчезло, опустошив его. Когда, пересилив себя, он вошел в столовую, там уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил к роялю стул и стал играть кадриль в четыре
руки с Таней.
Вошел в дом, тотчас же снова явился в разлетайке, в шляпе и, молча пожав
руку Самгина,
исчез в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги в ящики стола, доказывая себе, что обыск не будет иметь никаких последствий. Но логика не могла рассеять чувства угнетения и темной подспудной тревоги.
Послав Климу воздушный поцелуй, она
исчезла, а он встал, сунув
руки в карманы, прошелся по комнате, посмотрел на себя в зеркале, закурил и усмехнулся, подумав, как легко эта женщина помогла ему забыть кошмарного офицера.
Из окна кухни высунулась красная
рука и, выплеснув на певца ковш воды,
исчезла, мальчишка взвизгнул, запрыгал по двору.
Видел Самгин историка Козлова, который, подпрыгивая, тыкая зонтиком в воздух, бежал по панели, Корвина, поднявшего над головою
руку с револьвером в ней, видел, как гривастый Вараксин, вырвав знамя у Корнева, размахнулся, точно цепом, красное полотнище накрыло
руку и голову регента; четко и сердито хлопнули два выстрела. Над головами Корнева и Вараксина замелькали палки, десятки
рук, ловя знамя, дергали его к земле, и вот оно
исчезло в месиве человеческих тел.
Кочегар шагал широко, маленький белый платок вырвался из его
руки, он выдернул шапку из-за ворота, взмахнул ею; старик шел быстро, но прихрамывал и не мог догнать кочегара; тогда человек десять, обогнав старика, бросились вперед; стена солдат покачнулась, гребенка штыков, сверкнув,
исчезла, прозвучал, не очень громко, сухой, рваный треск, еще раз и еще.
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и видел две очень красные
руки; растопыривая пальцы, эти
руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел.
Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными глазами на окровавленном лице; подпрыгивала,
исчезала, и снова над водою трепетали маленькие, красные
руки. Клим слышал хриплый вой...
Кутузов, задернув драпировку, снова явился в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими
руками по остриженной голове и, погасив свет,
исчез в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Поглаживая ногу, Крэйтон замолчал, и тогда в вагоне стало подозрительно тихо. Самгин выглянул из-под
руки жандарма в коридор: двери всех купе были закрыты, лишь из одной высунулась воинственная, ершистая голова с седыми усами; неприязненно взглянув на Самгина, голова
исчезла.
Выскользнув из его
рук —
исчезла.
И, стиснув очень горячей
рукою руку Самгина,
исчез.
— Евтихий Понормов, — отрекомендовался он, протянув Самгину
руку как будто нехотя или нерешительно, а узнав, зачем приехал визитер, сказал: — Не могу вас порадовать: черт их знает куда
исчезли эти проклятые вагоны.
Пожав
руку Самгина, он
исчез.
Старые служаки, чада привычки и питомцы взяток, стали
исчезать. Многих, которые не успели умереть, выгнали за неблагонадежность, других отдали под суд: самые счастливые были те, которые, махнув
рукой на новый порядок вещей, убрались подобру да поздорову в благоприобретенные углы.
Последний, если хотел, стирал пыль, а если не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой
рукой, почти носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и
исчезнет; не то так сама хозяйка, когда Обломов выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку дивана и уйдет.
В прочих комнатах везде было светло, чисто и свежо. Старые, полинялые занавески
исчезли, а окна и двери гостиной и кабинета осенялись синими и зелеными драпри и кисейными занавесками с красными фестонами — всё работа
рук Агафьи Матвеевны.
— Это вы, Ольга Сергевна? Сейчас, сейчас! — сказал он, схватил фуражку, тросточку, выбежал в калитку, подал
руку какой-то прекрасной женщине и
исчез с ней в лесу, в тени огромных елей…
Заботы, дрязги жизни, все
исчезнет — одно бесконечное торжество наполняет тебя — одно счастье глядеть вот так… на тебя… (он подошел к ней) — взять за
руку (он взял за
руку) и чувствовать огонь и силу, трепет в организме…
Яков
исчез однажды рано утром со двора, взяв на свечу денег из лампадной суммы, отпускаемой ему на
руки барыней. Он водрузил обещанную свечу перед иконой за ранней обедней.
Как только Нехлюдов увидал это лицо, увидал эти волосатые
руки, услыхал этот покровительственный, самоуверенный тон, кроткое настроение его мгновенно
исчезло.
— Н-ну!.. Вот! — прокричал было он в изумлении, но вдруг, крепко подхватив Алешу под
руку, быстро повлек его по тропинке, все еще ужасно опасаясь, что в том
исчезнет решимость. Шли молча, Ракитин даже заговорить боялся.
— Господа, как жаль! Я хотел к ней на одно лишь мгновение… хотел возвестить ей, что смыта,
исчезла эта кровь, которая всю ночь сосала мне сердце, и что я уже не убийца! Господа, ведь она невеста моя! — восторженно и благоговейно проговорил он вдруг, обводя всех глазами. — О, благодарю вас, господа! О, как вы возродили, как вы воскресили меня в одно мгновение!.. Этот старик — ведь он носил меня на
руках, господа, мыл меня в корыте, когда меня трехлетнего ребенка все покинули, был отцом родным!..
Чертопханов взобрался было на крыльцо, но круто повернул на каблуках и, подбежав к жиду, крепко стиснул ему
руку. Тот наклонился и губы уже протянул, но Чертопханов отскочил назад и, промолвив вполголоса: «Никому не сказывай!» —
исчез за дверью.
Жид уже и стонать не мог; на посиневшем его лице
исчезло даже выражение испуга.
Руки опустились и повисли; все его тело, яростно встряхиваемое Чертопхановым, качалось взад и вперед, как тростник.
Прошло несколько мгновений… Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула
руками; хотела было бежать за ним, но ноги у ней подкосились — она упала на колени… Я не выдержал и бросился к ней; но едва успела она вглядеться в меня, как откуда взялись силы — она с слабым криком поднялась и
исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.
Я молча взял ее
руку, слабую, горячую
руку; голова ее, как отяжелевший венчик, страдательно повинуясь какой-то силе, склонилась на мою грудь, она прижала свой лоб и мгновенно
исчезла.
Девочка, увлеченная страстями,
исчезла, — и перед вами Теруань де Мерикур, красавица-трибун, потрясающая народные массы, княгиня Дашкова восемнадцати лет, верхом, с саблей в
руках среди крамольной толпы солдат.
У самой реки мы встретили знакомого нам француза-гувернера в одной рубашке; он был перепуган и кричал: «Тонет! тонет!» Но прежде, нежели наш приятель успел снять рубашку или надеть панталоны, уральский казак сбежал с Воробьевых гор, бросился в воду,
исчез и через минуту явился с тщедушным человеком, у которого голова и
руки болтались, как платье, вывешенное на ветер; он положил его на берег, говоря: «Еще отходится, стоит покачать».
И действительно, он начал наблюдать и прислушиваться. В Последовке страх покамест еще не
исчез, и крестьяне безмолвствовали, но на стороне уж крупненько поговаривали. И вот он однажды заманил одного «тявкушу» и выпорол. Конечно, это сошло ему с
рук благополучно, — сосед, владелец «тявкуши», даже поблагодарил, — но все уж начали потихоньку над ним посмеиваться.